Форум » Служащие и офицеры КВКУРЭ ПВО » Нас учили п-к Задков, п/п-к Ручкин, м-р Череп » Ответить

Нас учили п-к Задков, п/п-к Ручкин, м-р Череп

YuriSU: КВКУРЭ 1976 - 1980. Я помню как будто это было вчера. Нас учил матчасти п-к Задков, основам построения РЛС п/п-к Ручкин, ТЭРЦам м-р Череп и еще многие толковые преподавтели. А кто помнит замов начальника училища п-ка Романюту, п-ка Ремизова и страшного п-ка Антипова

Ответов - 125, стр: 1 2 3 4 5 6 7 All

As on: Да как могло обходиться, если мы были близкие друзья все 4 года... Наш беспокойный ум не давал покоя, поэтому постоянно искали возможности для веселья, розыгрышей и проч. Не всегда добрых, разумеется... В академии были подводники, их служба в замкнутом помещении и коллективе тоже, оказывается, подталкивала к подобным вещам. В качестве одного из примеров, да и у многих подобное было... Тем более, почти в тему... Преподавательскую. Черный на лекции замкнул намертво и стал посапывать. Большой крамолы вроде бы не наблюдалось, все-таки не храпел… Однако чуткие преподавательские уши уловили непривычно размеренное и неприлично шумное «дыхание», после чего она озадачилась источником. Надо сказать, что дрых Черный в достаточно комфортной – положив голову на прямую, вытянутую руку, но замысловатой позе. Любой курсант знает ее положительные и отрицательные стороны… - Асон, разбуди своего друга! Похоже, ему не интересно… Асон, уже несколько раз до этого безуспешно его пихавший, на этот раз засадил ему в бок гораздо солиднее. Черный, спросонья посчитав, что его спрашивают, решил, видно, сразу развеять все сомнения хотя бы по поводу – спал ли он, для чего решил вскочить как можно бойчее. Вскакивает и пластом, как подкошенный падает в проход, башкой со всего маху ударившись о соседний ряд. Давай тут его коллективно поднимать, оттирать, усаживать… А он ног не чует. Копытцы беспомощно волочатся, как у куклы… Преподавательница уже и не рада такому обороту… Когда ржанье поутихло, она, от греха подальше, стала призывать продолжать процесс обучения дальше, дескать, расслабились, отдохнули – за дело. Хотя сама опасливо поглядывала на курсанта, у которого уже точно было не все в порядке с головой… - Длинный, а че ей надо было? - Хотела узнать, интересно ли тебе с нами. - Ты что ебн..ся? - Я – нет. Меня это, кстати, совершенно не занимает. А вот для чего ей… - Ты че, как дурак-то! - Да я-то здесь причем! Она попросила меня узнать у курсанта Деменченка – интересно ли ему? И что я должен был сделать? Послать ее? Вот я и пихнул тебя, чтобы ты сам ей объяснил… Меня это совершенно не волновало. И сейчас не волнует - Вот, бл…, скотина… - Совершенно с Вами согласен. Только Вы о ком? - О тебе, о пидере, о ком же еще… - Я тебя умоляю – по мне, да ты хоть до вечера тут спи… Даже пожрать принесу. Не мешайте мне получать прочные знания, которые мне пригодятся в будущем. - Вот гондон, а?! - Деменченок! Я уже жалею, что разбудила Вас. Может Вы все-таки утихнете? - … …. …..

As on: Боюсь, что соврал с фамилией. Он сидит вот на фотографии с нашего сайта - там где Череп, Ярош и он сидит рядом с Ярошем. Там еще Санька Килочицкий и Пашка Ревин... Сунулся сейчас за ссылкой - не нашел... Периодически примыкавший к известной уже четверке (Черный, Зеленый, Маленький и Длинный) господин товарищ Гриц (ныне несет доброе и вечное людям – в смысле торгует пивом в Красноярске) пристрастился к прослушиванию радиопередач «Маяка». Нельзя сказать, что он свое это предпочтение как-то обосновывал, невозможно его объяснить и привычкой, леностью или культурной неразборчивостью. А равно тоталитаризмом, навязываемой отовсюду идеологией (и слава богу! Природа-то точно не терпит пустоты. Жизнь доказала…), «красной» пропагандой. Просто приемник, которым он обладал, не ловил ничего другого. Только «Маяк». «Приемник» - слово для этого устройства неприлично громкое, однако суть его отражающее. Представляло оно из себя телефон, диод Д-2, моток проводов. Разумеется, соединенных по незамысловатой схеме. Для особо сложных, замысловатых моделей комплект дополнялся еще и конденсатором. Да, в этот комплект входила еще и батарея центрального отопления. Без нее он работать отказывался. Благодаря таким и ему подобным «радиолюбителям», все трубы были изодраны. Контакт в радиоэлектронике – вещь фундаментальная… Так вот, на этом самом «Маяке», 5 раз в неделю в 11.05 шла юмористическая передача. Позиционировала она себя как «позитивный советский юмор». Редко, очень редко там встречалось подлинно веселое и смешное. Но это для развращенных, взыскательных умов. А так – очень популярная передача. И смешная. Очень может быть, что это был тот самый случай, когда было в передаче сказано что-то такое, что удовлетворило бы любому вкусу и было приемлемо даже для «развращенных, взыскательных умов». Счастливый случай. «К одиннадцати туз». В практически полной тишине, среди мерного, сосредоточенного сопения курсантов, скрипа мела по доске, раздается заливистое жеребячье ржанье Грица. Тришин бросил писать, курсанты сопеть. Все смотрят на этого дурня, который позволил такое святотатство в храме науки – «Теории радиолокации». Кто осуждающе, но большинство с интересом – во дает! А Шура давал искренне, ничуть не сбавляя и никого не видя… Пауза прилично передерживалась. Станиславский с Немировичем задохнулись бы от зависти… Соседи пихали Грица, но он только отмахивался от них сквозь слезы и смех. Тришин, явно в жизни достаточно повидавший, тем не менее был достаточно озадачен. Уже поняв, что быстро Грицу не закончить, спустился и подошел рефлекторно к нему – может на месте удастся понять причину такой безудержной радости… Соседи его уже попрятали, все что может показаться предосудительным, и всеми средствами пытались привести в чувство весельчака. Но тот не мог остановиться, невзирая на тычки и шипение. Ближе к центру событий Тришину не давали подойти 2 стола, т.к Шура, как уже указывалось, должен был и сидел у батареи… Ощущая немой тришинский вопрос и свою неспособность хоть что-то ему прояснить, Шура, не переставая ржать, указал ему на телефон – дескать, оттуда все, из-за этого, не само по себе и не ради хулиганства… Тришин то ли не очень хорошо понимая грицовскую сурдоречь, то ли желая лично убедиться – протянул руку. Добродушный Саня протянул преподу «оконечное» устройство. Тот ажно ошалел, увидя какими затейливыми устройствами курсанты скрашивают скуку и машинально стал сматывать провода. Гриц даже помог ему - разорвал соединение с батареей. Пауза помогла и Сане и Тришину несколько прийти в себя, воспитанный Тришин даже испросил разрешения продолжить лекцию. Надо ли говорить, что Саня не стал куражиться и самодурствовать? Потом, правда, он горевал: «Вот, зараза, такой телефон уволок чувствительный, да еще и в поролоновой оболочке…» Кстати, Тришин пользовался большим нашим уважением – и читал толково и, говорят, именно он создал табло на центральном стадионе и еще где-то в городе. Часы электронные, кажется… Раньше эти штуки стояли рядом с полетами в космос… P.S. Ура! нашел! Эта фотография в "Краткой истории училища" справа. Как бы не вторая сверху, если не считать какой-то панорамы... Напомните фамилию, кто точно помнит. За спасибо.

As on: Вспомнилось тут как-то: раньше (да и потом, собственно) РТВэшники были обделены любым вниманием - ни книг, ни спектаклей, ни опер, балетов, хоралов и скульптурных композиций о них... Как мне попалась в "Библиотечке "Огонька" (не путать с Библиотекой Огонька, которая представляла собой особый вид подписки на классику, в годы тотального книжного голода) дохлая брошюрка с "рассказом" про "жизнь" радиолокационной роты - ума не приложу. Не иначе, как где-то заиграл. Может и сейчас в уцелевших архивах валяется... Суть: в роте ЧП - замполит учуял от молодого лейтенанта запашок. Да, именно так, а не то, что он на прогулках сосны сшибал спьяну... Потерзался политрук сомнениями и попер аж к самому командиру роты - как быть, как жить дальше теперь. И вот сидят они "судят" и приходят к нелегкому, но справедливому решению: "Надо докладывать в полк!" Ну как в Предисподнюю... Что уж должно измениься от этого, не знаю, но это практически весь сюжет. Нет, разумеется, там какие-то подводки, типа портретов фигурантов, их жизненной позиции (зрелой и не очень...), "ихние" мысли... Прилетает ко мне на Белую в очередной раз Танька из Красноярска. И я ей, откровенно боясь перегнуть, - вот, прочитай! О нас! Удалось даже вытерпеть несколько дней и также трепетно - Ну как? Понравилось? Она давай елозить, уклоняться... Надавил. Наконец, вытащил признание, что рассказец ее не впечатлил, возможно мне будет обидно, но.... Вот уж порезвился я тогда!.. Мне сейчас тошнехонько, а тут еще период относительного безделья, благо еще удалось 4 дня поработать (объект сдаем) пока все пили. Словом, боюсь, что стало изменять чувство меры - важнейшее из достоинств человека. Это - из того, что наши друзья, братья, форумисты перестали писать. Хорошо, если это праздничное т.ск. Хотелось-то развить дискуссию, отдать должное нашим наставникам, что-то вспомнить этакое... Ну не аттестации же их здесь обнародовать. Время и их меняло. При нас - одни, а при последующих поколениях - уже другие. А то читают братья по альме метери и не добавляют своего, своих красок... Я то не павлин и не Нарцисс, по жизни как-то всем давно все доказал. Здесь, на форуме, не самоутверждаюсь, а отдыхаю... В кругу друзей. А они не должны молчать... И помалкивать А то хочется затихнуть и начать тоже созерцать А свою Татьяну приплел тут для примера о нерешительной тактичности, когда не знают как послать надоедливого...


As on: Настучал тут плач Ярославны, да задергался и два раза отправил. Стал уничтожать - никак. Не нашел ничего лучшего, как позабавить еще одной историей про своего лепшего кореша... Не обессудьте. В другой раз, удосужился Черный заснуть на практике по математике. Уже был 2-й курс, и, кажется, проходили теорию вероятности, которая требовала не столько вычислений, сколько рассуждений. Черный или не смог, или не захотел стимулировать интерес к ним, благодаря чему находился в пограничном состоянии. Как собака на посту – спит, но караулит. Подпер Серега головенку дланью, зажал ручку в другой, и погрузился в мир неги и кайфа… Г-жа Ансимова - ? хоть и с пониманием относилась к нам и не переносила демонстрируемое курсантом отсутствие интереса на его нелюбовь к математике, видела, что Черный ощутимо «плавает», но не тревожила особо, а потом и вовсе увлеклась… Спохватившись, она подошла и попросила: - Асон, поднимайте-ка своего друга. Надо сказать, что его уже пихали не раз, видя, что математичка за ним наблюдает, но Черный, едва открыв мутные невидящие очи, засыпал опять. Понимая, что усилия бесполезны, решил подсмеяться: сначала перевернул тетрадь, потом и вовсе ее убрал и вытащил из пальцев ручку. Соседи, видя как Черный прикидывается бодрствующим, посмеивались над этим. Следует уточнить, что Черный периодически, сквозь сон, «конспектировал». Процесс этот носил периодический характер и по его частоте можно было уверенно судить о глубине сна. Получив команду, не имеющую разночтений, пришлось его основательно пихнуть. Чернила, едва начав приходить в себя, принялся бойко наверстывать – продолжать «конспектировать». Группа в возникшей паузе обратила все внимание на него и увидев этот битый, тухлый номер, заржала от души. Черный, чувствуя, что дело принимает непривычный оборот стал судорожно интересоваться, не поднимая головы и не делая резких движений, разве что увеличив скорость «письма»: - Она смотрит? - Да. - Бля-а-ать…, а где она? - Рядом. Над тобой. - Че они ржут? - Весело. Хохот не только не ослабевал, а даже нарастал. Верно ощутив, что над просто заснувшим так смеяться не будут, Черный стал по-тихоньку приглядываться. Заметив, что в руке нет ручки, а все резвятся и смотрят только на его выписывающие незатейливые узоры персты, Черный стал ими выстукивать какой-то бодрый мотив. Это окончательно всех подломило, гоготали до слез. Серега присоединился к общему веселью и ответил понимающей улыбкой на несимметрично красной роже… Не будет преувеличением сказать, что он не любил быть объектом насмешек и всегда болезненно к этому, т.е. «опарафиниванию», относился. Чем, кстати, провоцировал окружающих... Не стал исключением и приведенный случай. - Ты, Длинный гондон, на хера ручку вытащил? - Я?? - А кто еще? Кто?! - Да ты сам ее выбросил, она упала… - А поднять, конечно, нельзя было? - Можно, но только в четвертый раз, когда она укатилась за две парты, я понял, что ты сам ее поднимешь. - Вот, блядь, тварь, а… А тетрадь? - Что тетрадь? - Тоже за две парты укатилась? - Ты глянь, придурок, какую мишень ты там нарисовал и закрасил. - Тебе-то что? - Ничего. Попадется кому-нибудь на глаза, стукнет психам – пиндык твоей карьере. За Цыпой* пойдешь… - Ты что, совсем охренел? Я то здесь причем? - …Нет, не совсем. Но врачи вообще-то лучше знают, кто совсем, кто нет. - Ну не пидер ли, а! - Зря вот Вы так, Деменченок. Вы посмотрите на рисунки имбецилов, и сравните со своим… Я бы на твоем месте сам пошел сдался. Он еще в караулы ходит… - Каких еще «имбецилов»? - Клинических. Вообще-то я плохо знаю эту классификацию, черт их знает, кто там из них хлеще – дебилы или имбецилы. Идиоты еще есть… - Репу бы тебе сейчас расколоть, пидарасу… - Деменченок, Вы только укрепляете меня в правильности диагноза. Ваше вот это желание, агрессивность – вернейший симптом. Именно поэтому эту публику держат за решетками… И тебя… - Нет, он меня, сука, точно до решетки доведет!.. Весь этот диалог внимательно слушала и резвилась вся 116 группа…

As on: Упомянул в предыдущем сообщении Цыпу, а ведь мало кто знает и помнит его... Симпатичный парень, среднего роста, из Челябинска, неплохо учившийся... Цыпуштанов. Походка у него была потешная - всегда в 3-ей позиции. Как "елочкой" на лыжах в очень крутую горку... Боксом раньше занимался. В училище, правда, не пошло - отмассировали... Ну, не удивительно - волчары тогда были во всех весах... Где-то в середине 2 курса (кажется. Но не раньше) неожиданно ощутил, что наша геройская профессия - не для него. Или еще что его смутило - не знаю... Замыслил увольняться, а это проблема та еще... Задрочат так, что бросишь эти затеи, прослужишь 25 лет и только тогда вздохнешь... А нужен был результат. Т ребующий верных ходов. Нам с Черным Витька Галивец (ротный писарь и с их, 115-ой группы. Тоже замечательный парень) показывал специально созданные Цыпины "дневники" - обрыдаешься. По Цыпиному сценарию, Витька должен как-то "случайно" с ними познакомиться, насторожиться, и, используя свои "связи" в ротной канцелярии, настучать о них Мирону. Тот, ясный перец, такой случай не оставит без командирского реагирования, раздует пожар - залюбуешься... А дневники были просто прелесть. Просто шляпу надо снять перед Цыпой. Ничто не режет глаз, не настораживает, не цепляется - и даты без строгих промежутков и системы, и текст где нормальный, а где - когда тараканы в голове начинают... Или мыши даже... Жаль, мало что запомнилось. Но кто прочитает из знавших эту историю - пусть поправит. Только обрывки (приблизительно): - ...Сегодня встал за час до подъема и убрал территорию, закрепленную за взводом. Чтобы ребятам не убирать... - ... Решил бегать на зарядке зигзагами - чтобы увеличить пробегаемую дистанцию - ... Выучил 2 главы Отчетного доклада.... 24 съезду КПСС. Какая сильная, мощная вещь! Нужно будет выучить весь доклад... - итд Прочие благоглупости... Все это перемежалось какими-то записями сновидений и ощущений, что ему давило грудь, еще что-то там казалось... Запаковали Цыпу влет в красноярский дурдом. Он там покорешился с бабой - главным врачом и до лета работал в этой конторе экспедитором. К нам деже заезжал. А осенью уже учился в родном политехе, да еще и без потери курса...

As on: Высшую физику у нас вел Файницкий. Личность более чем неоднозначная. Нельзя даже было определить - надо ли его бояться. настолько был странен и не от мира... Внешне - типаж тогдашнего интеллектуала: бородка, соединенная с усиками, длинные волосы, вольность в одеждах... На первой же лекции что-то заломил про Бога, чуть ли не вписал Его в перечень физических фундаментальностей. Читал лекции неторопливо, ставя между словами мхатовские паузы... Но самый кайф - практика или экзамены. Файницкий по своей манере сопровождал ответ всегда неожиданными комментариями. Вариаций всего 2: "Есть такая штука" и "Нет такой штуки" Абсолютно невозможно определить его побудительные мотивы для их произнесения... Даже из логики ответа не проистекало - вот это нужно подтвердить, согласиться, а это - нет. И частота следования его комментариев тоже была совершенно произвольной. Вне всякой логики. Сам сталкивался - мелешь ему про что-нибудь, а он: "Есть такая штука.... Есть такая штука..." И вроде бы дальше все логично продолжаешь, а тебе вдруг: "Нет такой штуки". И что делать? Ревизовать сказанное? Уточнять, чего именно "нет"? Упаси бог услышать. Начинаешь сомневаться в аксиоматичных вещах - типа что "плюс к минусу притягивается"... Мог подтолкнуть к мгновенному пересмотру своих сложившихся взглядов на некоорые физические закономерности. Вечно рефлексирующий и возбудимый Черный постоянно на этом ловился. Да и меня, в прошлом призера краевых олимиад по физике, Файницкий чуть до импотенции не довел еще в т.ск. "пубертатном" периоде... А мог и балбесу щедро поставить за какое-нбудь одно удачное попадание на его встречный вопрос. У нас Пивцаев так у него ловко 2 раза провернулся. А он школу заканчивал в какой-то Чиптуре, под тогда еще Фрунзе. Сами понимаете, какая у него база... Пивцуха даже было потом возгордился неумеренно и возомнил. Пришлось его приземлять... (чуть не ляпнул - "опускать", да спохватился: слово давненько уже имеет другой смысл...) Кстати, этот Пивцуха где-то на 3-м курсе заломил официантку. Известную всем Машутку. Старую сволочь. Да не раз... Мы его донимали распросами - Ну скажи, скажи - какая она в постели?? Ей-то ведь кто только не зеньковал... Она еще выпускников по РУС-1 провожала... А потом и до косоглазой добрался. Не очень был разборчив воин снимая сексуальное напряжение... Была такая. У ней какие-то японские клички были. Одна, кажется - Сикоку (от сколько?) Тоже еще как бы не с войны осталась... О! Вспомнил: в наряде по столовой официантим. А она с Черным грызется. Меня давно оставила - я как-то подставку метнул ей в ответ на... , да прямо в горло. ну и она еб...., т.е упала с тарелками. Сама - почти ничего, а тарелкам - пиз... Больше я ее не интересовал, что бы ни говорил. Ну а Черный... Как не доказать свое интеллектуальное превосходство восточной женщине... Стебались они и косоглазая ему в качестве последнего довода: "Придурошный!" А Черный ей - "Твой папа!" А та, в запале: "Да! Мой папа!!" От этих слов чуть не пизданулся с лесов наш курсант. Он облепливал колонну плиточками, причем на самом верху. Насилу удержался...

As on: Появился на форуме в нашем 1978 г. Санька Емельяненко. Я ему пообещал выставить историйку про его одногруппников. Мы были в одном потоке и под одним взводным - широко известным Мироном. В их группе было просто неприличное количество клоунов. Эту всю публику видно как-то должен был уравновешиватьСердитый... А история примечательна скорее Гапоновской методологией. Если меня не было на СП, то я хоть 30 свидетелей приведи, как я был в читальном зале, на консультации... Да где угодно. Он не сомневался, он знал где был Асон. И ведь был прав! А какой-нибудь другой курсант мог что угодно плести и Гапон даже не интересовался... О них (о Гапонах, Миронах) ведь тоже можно сказать что они нас "учили"... В соседней, 115 группе, которая находилась в одном учебном потоке и даже имела одного и того же командира – Мирона, учились 2 шалопая: Сидоров и Охотников. В крупных нарушителях, ниспровергателях и хулиганах они не числились, будоражащих общественное мнение приключений за ними не было, хотя нет – Охотников как-то раз отколол такой номерок, что у закоренелых «авторитетов преступного мира» 4-го батальона курсантов потекли слюни зависти. Но об этой высокохудожественной истории сообщим ниже… Сидоров с Охотниковым, как бы это поточнее выразить, исповедовали практику мелкого фола. Так, однажды, собираясь на танцы в училище, они сочли свое психо-физическое состояние и внутренний эмоциональный фон несоответствующим празднику общения с противоположным полом, поэтому, для приведения себя в адекватное обстановке равновесное состояние, вылакали в спальном помещении группы, именующемся почему-то на морской манер кубриком, бутылку водки без закуси и отправились покорять податливые женские сердца. В духоте и толкотне цвет их рож стал стремительно смещаться в низкочастотную часть спектра, а движения стали плавными и расслабленными, что оценил сам полковник Абдуллаев Мустафа Камалович и пригласил полюбоваться Гапона* на разрумянившихся, заметно более пластичных и раскованных, чем окружающие, танцоров. Гапон, похоже, мало что понимал в современных танцах, да и не ждал ничего хорошего для себя от них, поэтому его больше заинтересовала причина такой непосредственности и прущей из них беспричинной радости. Следует уточнить, что из-за категорического отсутствия в казарме баров и буфетов с холодными, теплыми и иными закусками, водку им пришлось пить саму по себе, даже без стакана. «С дула». Имея определенный опыт, они не сомневались, что в самом скором времени от них будет исходить характерный запах, который на фоне трезвых молодых людей будет опасно контрастировать. Чтобы нейтрализовать этот специфический душок, они попросили у Бабака «не наш» одеколон, с редким тогда распылителем и клоком иностранного сена внутри, подаренный тому какой-то похотливой «рощинской» официанткой, и щедро побрызгали себе пасти. Гапон, как ни ловчился, как ни заставлял их в умывальнике дышать в стакан, но кроме стойкого запаха импортного парфюмерного продукта ничего уловить не мог и был вынужден с большим сожалением их отпустить, хотя ничуть не сомневался в их грехах и виновности. Сидор и Охотник не долго праздновали викторию, обоснованно считая, что их просто пронесло. Но всячески хвалили иностранное качество, затмевающее начисто отечественную ординарную водку, благодарили Бабака и настоятельно рекомендовали без дела такой замечательный одеколон не трогать. Рыло от него краше не станет, а зато сколько человек спасется… А все тем временем катилось к сессии и сопряженными с ней организационными мероприятиями, характерными для военных училищ тех времен : Мирон замыслил провести общее собрание своего взвода, объединяющего 2 группы – 115 и 116-ю, да еще пригласил туда для увесистости командира роты майора Гапеева Д.П. Все шло по накатанным рельсам – обсуждались перспективы, утверждались списки курсантов, взявших на себя высокие социалистические обязательства стать или подтвердить звание отличника, или же подняться на другие, ранее недостижимые личные высоты, что-то там еще перетиралось, пока слово не взял Гапон. Он кратко выразил свое отношение к происходящему словами, очень похожими на выступление тов. Саахова в известной и любимой всеми комедии: «Все это, конечно, так. Все это верно, да. Верно, да. Собрание подготовлено правильно. Все, все хорошо. Верно, да. Только с одной стороны… Но есть и другая сторона медали… Сессия, экзамены, дисциплина… – все это так, верно, да. Но у нас есть курсанты, которым до этого дела нет: вместо того, чтобы напряженно готовиться к успешной сдаче экзаменов, они не менее целеустремленно пьют… одеколон! У товарищей». Заметив некоторое удивление во внимательно слушавшей аудитории, он пояснил, кого имел в виду – Сидорова и Охотникова. Все знали многие детали и тонкости прошлой истории, но, тем не менее, были изумлены таким коварным ходом Гапона. Стоящие Сидоров и Охотников быстро набирали тот самый пунцовый цвет, с которого все и началось, но сочли за благо промолчать, мудро оценив перспективы доказывания невиновности, имея на руках кроме презумпции невиновности еще и битый козырь – «не пойман – не вор». Ну и, разумеется, то соображение, что собака лает, караван идет, канализация работает. Но они недооценили Гапона, пережив необычно внимательные взгляды по-новому, с интересом посмотревших на них товарищей, посчитав, что на этом неприятности закончились. Еще через неделю состоялось аналогичное собрание в составе роты, на которое были приглашены преподаватели кафедр, по которым были экзамены. Собрание шло по уже известному сценарию, с той лишь разницей, что в нем участвовали преподаватели, в своих выступлениях рассказывающие, что де у них не стоит кровожадная задача кого-нибудь зарезать, скорее наоборот – помочь курсанту проявить свои знания, справиться с волнением в экстремальной обстановке экзамена, максимально помочь своим младшим боевым товарищам…. Подобные утверждения, почти целиком взятые из пропагандистских фильмов и книг, вызывали циничные ухмылки у незаблуждающегося большинства, но воспринимались в целом спокойно, как неотъемлемый атрибут подобных мероприятий. Оживление в зале и яркие комментарии по поводу спорности навязываемой мысли, что преподаватель курсанту – друг, товарищ и брат, оборвал Гапон заключительным словом командира. Он опять был немногословен, напомнив бесспорные истины и даже высказав революционную мысль, что залог успешной сдачи экзаменов – в высокой воинской дисциплине и строгом соблюдении распорядка дня, а не в каких-то изощренных методиках подготовки. Затем, резко снизившись, ступил на грешную землю и заявил, что какой смысл все это обсуждать, приглашать преподавателей, ломать копья и головы, когда есть курсанты, которым не до сессии, так как они пьют одеколон и ничем другим их уже не заинтересовать. «Сидоров и Охотников, встаньте!» После чего продолжил в том же духе, поминая других негодников со сходными приоритетами. Но приглашенным преподавателям так запали в душу оригинальные вкусовые пристрастия представителей будущего «золотого фонда» армии, что они уже не слышали, что там говорилось дальше. Неотрывно глядя на этих маргиналов, пытались, видно, перевести эмоции в практическую плоскость и прикинуть, сколько они выпивают за один раз спиртосодержащей парфюмерии. Какие у них вкусовые предпочтения, насколько может быть выгодней пить одеколон, а не, к примеру, водку или портвейн, как часто у них возникает такое желание, с учетом того, что доступ к одеколону практически свободен, какой предпочтительнее в этом смысле – отечественный или импортный, разводят ли они одеколон перед употреблением, пьют ли исключительно свой парфюм, или вынуждены крысятничать… Сообщение действительно было шокирующим, даже на фоне известий о регулярных алкогольных подвигах курсантов с драками, сопротивлением милиции, разбитыми стеклами и витринами, немотивированным проникновением на охраняемые вооруженными людьми объекты и проч., которые практически еженедельно доводились офицерам училища на читке приказов. Сидор и Охотник, ясно понимая, что слава и известность им теперь надолго обеспечены, втайне желая себе более скромной судьбы, приобрели такой цвет, на фоне которого свежевыкрашенный пожарный инвентарь был бы безнадежно выгоревшим. Они и на этот раз стойко хранили молчание. Да и что говорить?! Кому? Буквально через несколько дней состоялось еще одно общее собрание, но уже в масштабе батальона. Около 350 курсантов, начальники кафедр, преподаватели, среди которых были и дамы, представители учебного отдела, управления училища – в училищном клубе завели бодягу про сессию, про то, как ее ловчее сдать. Опять говорили о том, что «старшие товарищи» не имеют других намерений, кроме как помочь бедным курсантам получить прочные знания, понимают их трудности, связанные с отвлечением от занятий, нарядами и т.д., никак не собираются клевать печень у славянских и даже интернациональных мальчиков. Однако напоминали, что империалистам нет дела до нарядов, хоз.работ и прочих проблем курсантской жизни, т.к. они, невзирая на все это, продолжают вынашивать свои подлые захватнические планы. Действо было необыкновенно увлекательное и полезное, но львиная доля курсантов внимала этим поучительным сентенциям и мудрым мыслям с закрытыми глазами, для создания куда более красочных зрительных образов, чем вызванных пресными словесными. Мирное течение массового отдыха в располагающем полумраке опять вероломно нарушил Гапон, высказав ряд здравых мыслей о проблемах воинского обучения и воспитания и деловито перешел к трудностям на этом поприще. Им было заявлено, что неустанная круглосуточная работа офицеров иногда наталкивается не только на равнодушие, но и на скрытое, а то и вовсе открытое противодействие. К примеру, о чем можно говорить с Сидоровым и Охотниковым, если они пьют одеколон и ничем другим больше не интересуются? Какие педагогические подходы, методики и иные ухищрения нужно еще применить к этим опустившимся людям? … Это заявление оказалось той самой последней каплей – Сидор подскочил и срывающимся голосом крикнул оратору: «Да водку мы пили! Водку!!» Гапон не сморгнув, и не меняя голоса, ответил ему: «Вот и прекрасно. После собрания зайдете ко мне, напишете объяснительные…» И продолжил свою лапшу. Выходя с собрания все шутя подначивали «алкашей» и поздравляли их с возвращением в коллектив правильной ориентации. Сидор и его закадычный корешок почему-то выглядели триумфаторами, хотя их ждало неотвратимое наказание.

Стас Порфирьев: пора книгу писать

Panteley: Другая кликуха этой "Сикоку" - "Любаса". В нашей роте был такой Саня Фисков, так он однажды в наряде по столовой, запустил в Любасу стопку алюминиевых тарелок. Больше у нас этаже Любаса не появлялась, когда была 1 рота в наряде.

Стас Порфирьев: по моему четвертый взвод первой роты 84 года выпуска вообще по столовой в наряд не ходил

Panteley: Стас !!! А вот тут ты не прав. Только от твоего командира взвода (я имею ввиду Ваньку Коровина) я по "орбите" за раз накручивал "тумбочка-посудомойка" по пять нарядов... + Демин с Димой Салюком добавляли. Так, что я на себе знаю что такое наряд по столовой. Да ладно не грузись воспоминаниями, один хрен все они уже приятные....

As on: Я уже говорил, что мной командовали Мирон с Гапоном. В этой паре Мирон себя позиционировал как гений сыска и разоблачения, любил ловить, "изобличать" и т.д Как-то видно его привлекало это интеллектуальное противостояние "преступника" и "следователя". Тем более, что в ту пору была тьма фильмов на эту тематику, причем заканчивались они в духе времени - позитивно и назидательно. Преступник в них всегда размазывал сопли по щекам, сдавал всех за обещанную перспективу оказаться в теплой камере... ...Чтобы не быть голословным и не услышать упреков в неоправданных преувеличениях или неумелом вранье, уместно привести несколько примеров. (фраза выдернута из контекста и оставлена для загадочности и непонятности. Авт.) В тайном сообществе «Воинов ПВО» (об этой патриотической, тщательно законспирированной патриотической организации 4 военнослужащих 116 учебной группы еще предстоит рассказать...) было несколько традиций и ритуалов, которые соблюдались неукоснительно. К примеру, увольнение начиналось с того, что прибыв к Черному домой (пр. Металлургов 27) для переодевания в цивильное платье, «воины» прежде всего стоя слушали свой «гимн» – песню В.Высоцкого «Кони привередливые» в авторской неповторимой редакции, создавая необходимый настрой и приобретая нужный тонус. Одной из не менее прочных традиций «воинов» было обязательное коллективное чествование за полноценно сервированным столом, где можно было произносить здравицы и поднимать тосты за родившихся в этот день, не позоря себя комсомольской альтернативой: газировка со сладкими булками да пирожными. И каруселями. Жизнь, как сказал кто-то, дается один раз... И нужно так, чтобы не было мучительно больно... Как-то, после более чем полноценной церемонии «отмечания», г-н Зеленко С.Л. по причине, неустановленной еще тогда, и совершенно неинтересной сейчас, отчего-то пришел в состояние крайнего опьянения, со всеми квалифицирующими признаками, что послужило отправной точкой последующих событий. Сначала он попытался заснуть, но здоровый зеленкин организм, исстрадавшись по напиткам, оказался не готов к неожиданной, хоть и радостной встрече с ними, и, не справляясь с алкогольной интоксикацией, начал подавать позывы к «поездке в Ригу». Мгновенно оценив частоту позывов, расстояние в добрых 30 метров до отхожего места и собственные скоростные возможности, а равно желание их проявить, он принял простое и эффективное решение – высунуться в форточку. И все бы хорошо, все славно, но он изверг струю, содержащую включения непереваренной пищи, различные ферменты, желудочный сок и иные жидкости, введенные во внутрь беззаботным, трезвым еще Зеленкой и обладающую резким характерным запахом, прямиком на дежурного по училищу, который аки тать в нощи крался вдоль казармы, видно рассчитывая застать кого-то врасплох. Из Зеленкиных однокурсников... Изобличенный таким, прямо скажем, неординарным способом, сей коварный военнослужащий взбеленился и принялся вычислять, из какого именно окна на втором этаже его разоблачили. Но его сбил с этого мстительного и недостойного для старшего офицера занятия все тот же Зеленый, незавершивший начатое, высунувшийся вторично и принявшийся молча метать в него пустые бутылки, видно пытаясь таким откровенно сомнительным способом избавиться от нежелательного свидетеля. И, то ли рука Зеленкина была нетверда, то ли дежурный был более опытным в боевом отношении, вероятно, даже обученным стрельбе по-македонски и «качанию маятника»*, но поражение живой силе противника нанести не удалось, скорее был достигнут результат, прямо противоположный замышляемому. Итог: с утра, по приходу Мирона*, незадачливый Зеленка был усажен им для письменных объяснений. Он запирался как мог: менял и путал показания, отрицал очевидные вещи, обширно использовал контаминацию, напирал на то, что по соображениям чести не выдаст своих собутыльников с каких-то других курсов… Попутно лягнул П.Морозова, утверждая, что он, вполне возможно, герой, но лично Зеленка предпочел бы хорошо подумать и взвесить, прежде чем застучать папу и дедушку суровым и, как выяснилось, беспощадным властям, не говоря о корешах. Это и вовсе святое. Даже в подтверждение своих слов привел какую-то странную пословицу: «Сам погибай, а товарища не сдавай». Но Мирон терпеливо и почти бесстрастно браковал и складывал в папочку его красочные версии, как он то напоролся где-то на бесплатное угощение в каких-то кустах, то ходил в гости к земляку, которого он не имеет морального права сдать, и у него случайно и внепланово налакался, то ему посчастливилось заметить, как кто-то прячет водку, он не выдержал искушения и уволок ее из тайника, но не совладал с собой и выжрал ее один ( ! ), то … Мирона же было не свернуть, хотя шансов он не имел – после зарядки, пропотев и умывшись, предполагаемые вчерашние Зеленкины собутыльники были уже беленькими и пушистыми и взять их с поличным, или на испуг, было делом безнадежным: тогда «воинам» еще были неизвестны чеканные слова директора Братского пивзавода г-на Смирнова – «Чистосердечное признание – прямой путь в тюрьму», но в своей повседневной практике они интуитивно исповедовали именно окольные пути к истине и блаженству. Вот поэтому душил Мирон Зеленку в бессильной злобе, тайно рассчитывая (кстати, совершенно небезосновательно) на чем-нибудь его подловить. Мироновские упорные изыскания, направленные на определение путей поступления партии водки в расфасовке по 0,5 литра курсанту 116 учебной группы КВКУРЭ ПВО Зеленко С.Л. заметно огорчили его. Ему открылась удручающая картина: путей этих было столько, что перекрыть все каналы снабжения спиртными напитками не представлялось возможным. Даже используя все организационные и технические возможности советского армейского репрессивного аппарата. И даже используя показательные расстрелы – высшую меру социальной защиты. Велика тяга людей ко злу и само зло неискоренимо… Разве что если попробовать внести изменения в саму формулу спирта… (P.S. Просто горжусь последней глубокой своей фразой) Наконец подследственный сдался: заявил, что готов рассказать правду. Мирон с готовностью сунул ему очередной лист, чтобы оперативно поддержать робкое, слабое, но все-таки чистое в своей основе стремление к истине и Зелень начал «сознаваться». Текст этого чрезвычайно любопытного документа подзабылся, да и знаком он был со слуха – Мирон зачитывал его на комсомольском собрании. Можно лишь достоверно вспомнить, что Зеленый традиционно лишил его пунктуационных излишеств, которые, по его глубокому убеждению, только портят язык Пушкина и Толстого. В принципе, если конспективно передать его основное содержание, то получится следующее: по просьбе курсанта Зеленко знакомая его «девушка» с фармучилища принесла на КПП 8 (восемь) бутылок водки (!!) (представьте, какое он получил "спасибо" от нас, за такие признания), которые он выхлебал вместе с этой девушкой, ее подругой и знакомым старшекурсником, которого он не назвал, так как познакомился якобы случайно, в процессе «оргии», и тут же забыл. Естественно, что количество бутылок не могло не обратить мироновского внимания и породило закономерный вопрос – зачем и для каких целей ему столько? На что получил ответ, который можно считать уклончивым*, что де на всякий случай. Мало ли… Захочется, к примеру, выпить водочки, хвать – а выпить-то и нечего… Или - вдруг не хватит… А так, запасшись – пожалуйста… Делать было нечего, пришлось Мирону принять на хранение чудовищно неправдоподобную легенду. Благо еще, что ему не пришло в голову интересоваться, где гужевала эта веселая компания, уж не в комнате ли посетителей КВКУРЭ?.. Скорее ему просто обрыдло заниматься «следствием», бездарно расстрачивая драгоценное время, которое он сам был не дурак со вкусом потратить (о чем свидетельствует его периодическое (где-то раз в квартал) общение с начальником политотдела, причем не по собственной инициативе), но своим подчиненным, как оказалось, в том не потакавший. Однако время шло, а виселица не строилась, нож у гильотины не точился, хворост для ритуального костра не заготавливался… Из каких-то одному ему ведомых соображений, Мирон не торопился карать преступника, выжигать каленым железом Дисциплинарного устава страшный порок - тягу к пьянству и алкоголизму. На игривые, нарочито "незаинтересованные" вопросы заинтересованных лиц отвечал, что да, абсолютно верно – в течении 10 дней он должен принять решение и объявить о наложении наказания в дисциплинарном порядке, если все это не требует проведения детального расследования. А он как раз расследует и изучает все обстоятельства. Есть такая нужда и необходимость. Так что не волнуйтесь – «все получат свое». Но волноваться была причина – пока он «расследовал», да думал, официальная дорога в город Зеленке была заказана. Да и вообще: «…раньше сядешь – раньше выйдешь»… Тем временем надвигался какой-то очередной танцевальный вечер, военные курсанты давили прыщи и мыли морды, гладили штаны, наносили глянец на щиблеты и всячески прихорашивались. Утонченные пижоны и эстеты даже мыли ноги в проточной воде и искали чистые носки.* Все шло по привычной колее. И в ту пору, когда следовало бы уже двигать в училищный клуб и основная масса заинтересованно оценивала перед зеркалами курс своих акций на ярмарке надежд, громом среди ясного неба прозвучало объявление: после ужина в 116 учебной группе состоится комсомольское собрание (следует пояснить, что в дни, когда на курсе проводились танцевальные вечера, на ужин даже никто не ходил из понятных соображений). Взятый за горло комсомольский секретарь Витя Харютин* сам был в неведении. Догадавшись, откуда дует ветер, несложно было просчитать предполагаемую повестку собрания и нехитрую ставку на низкую активность, солидарность и сочувствие гонимому, что позволяло надеяться Мирону на убиение нескольких зайцев – и Зеленку в любом случае комсомольцы обязаны отсношать, и себя уязвить – вместо танцев и девок весь вечер любоваться Зеленью. Теневым, но авторитетным «активом» было решено ощутимо разочаровать Мирона. Все ключевые фигуры замышляемого шоу заверили в своей готовности не допустить иного сценария, кроме обсужденного и утвержденного в противостоящих кулуарах. Собрание достойно развернутого описания и ярких эпитетов, реконструкции текстов выступлений, но пока передадим суть происшедшего. Дошедшие до нас в годы перестройки, документальные, да и художественные фильмы о публичных процессах 37 года, заклейменных в годы оттепели, над «врагами народа» и «шпионами», могут передать тон, настрой, атмосферу этого судилища над оступившимся комсомольцем. Каждый из наперебив выступавших утверждал, что думать не мог, как их дружный, сплоченный коллектив подведет какой-то отщепенец, поставивший «личные интересы выше общественных», что таким просто не место на Земле, все наотрез отказывались идти с Зеленкой «в разведку», полагали, что именно из таких Зеленок появляются предатели, шпионы и почему-то отдельно упомянутые полицаи, удивлялись тому, как только природа таких сволочей рождает и терпит, требовали смотреть в глаза подло обманутым товарищам… Зелень в ходе обсуждения своего падшего морального облика вел себя в высшей степени достойно и благородно – сходу опроверг провокационную версию, что он сознательно нажрался, замышляя «опозорить коллектив и потянуть его назад», решительно заявив, что о друзьях-товарищах он вообще не думал. Ни до, ни после. Видно ему показалось, что это будет его характеризовать в самом выгодном свете. Обличительный пыл постепенно стихал и настало время «последнего слова» - был заслушан и сам виновник экстренного собрания. Зеленка, принеся покаяние, расчувствовался, пространно благодарил «товарищей» за то, что открыли ему глаза, позволили многое переоценить и понять, и что теперь он готов живот положить, не жалеть никого, чтобы вновь завоевать доверие своих друзей, «боевых товарищей» и вернуть себе доброе имя, старательно избегая клятв и обещаний по поводу водки и других напитков со сходными свойствами, тождественной формулой и воздействием на организм. «Товарищи», глядя в его честное, открытое лицо и блудливые глазки, расчувствовались и выразили обоснованную надежду, что Зеленка просто оступился и «больше не будет», и их долг – подставить свое плечо в трудную минуту, разъяснить ему пагубность влияния водки на организм военнослужащего, несовместимость ее с постоянной боевой готовностью, что нельзя так сразу считать его потерянным для общества и коллектива. Говорили, что давно пора кончать с этой отравой, пока американцы не узнали, сколько мы ее тут пьем, да не напали на нас, пока мы все тут пьяные. Кое-кто вовсе смело и безоглядно утверждал, что «это водка плохая, а Зеленка, напротив - хороший», хотя еще несколько минут назад предлагали устроить ему, не откладывая, темную. Виктор Владимирович тоже внес, причем первым, весомую лепту в клеймение и разоблачение злодея, явственно показав, что никакая дружба не позволит ему поменять убеждения и заставит изменять принципам. Да и как он, вдохновитель и организатор, мог еще поступить, как только не увлечь всех своим примером. Он выразился что-то в том роде, что де в этот сложный час для судеб Отчизны немыслимо снижать боевую готовность (БГ) даже на 100-ю долю процента и что он отчетливо представляет, какие спасибы скажут империалисты своему наймиту, когда разведают о случившемся. Искренно пожалел, что времена не те и нет у него именного маузера, а то бы Зеленка не дожил до комсомольского собрания. Дескать, подонку – подонково… Мирон, заметив опасное съезжание обличителей с обсуждения морального облика комсомольца Зеленко С.Л. на происки мирового империализма и сионизма, попытался придать обсуждению конструктивный характер, заметив, что в такое непростое время, в момент возрастания угрозы миру, напряжения напряженности в международных отношениях, Зеленка, вместо того, чтобы сплочаться вокруг ленинского ЦК, крайкома, райкома, партяички курса и крепить ряды - жрет бездумно водку, подрывая боеготовность непобедимой и легендарной. Вместо овевания ее дополнительной славой овевает густым запахом перегара, льет воду на ихнюю мельницу, и вообще несет личную ответственность за все мировое несовершенство, войны, локальные конфликты и международную напряженность… После столь ценного уточнения, обличительно-разоблачительной страсти в речах выступающих ощутимо добавилось, причем некоторые откровенно сожалели, что сейчас не 20-е годы и не война, когда бы можно было шлепнуть сволоча от имени трудового народа, в назидание себе и потомкам, и строить коммунизм спокойно дальше. Без опаскудившихся зеленок. Словом, негодованию и презрению не было предела. Но сколь велики были ярость и осуждение, столь же мала была тяга покарать злодея – все дружно предлагали «поставить ему на вид», или вообще ограничиться обсуждением, чем исчерпать предложенную повестку собрания. Раздосадованный и озабоченный Мирон, поняв, как он лопухнулся с такой изящной идеей и Зеленку опетушить силами товарищей, и с танцами всех кинуть с помощью все того же коллектива, не марая своих интригантских рук, попытался было перехватить инициативу и хотя бы ужесточить резолютативную часть собрания. Однако на голосование выдвигалось лишь предложение морально поругать Зеленку по щекам, а за мироновское предложение голосовал только он сам, и то после разъяснения какого-то положения, что де он, как коммунист, имеет полное право принимать участие в работе управляемой и направляемой им комсомольской организации с правом голоса. Такой расклад никак не входил в коварные мироновские планы, замыслившего все обделать чужими руками. Он не перестал хотеть и Зеленку сморщить, и с вечером нахлобучить, и восстановить против неумелого алкаша коллектив, и большой огласки делу не придать. А тут неожиданно столкнулся с тем, что организованность и порядок полностью разрушают его планы, выкручивание же рук быстро привело к тому, что группа еще больше окрысилась, пообещав такую практику управления партией комсомолом сделать достоянием высших сфер училища со всеми вытекающими последствиями, когда коммунисты вместо внимательного рассмотрения причин и мотивов, толкнувших на правонарушение, создавших для него почву, лишь проявляют себя в усилении репрессивных мер, прозрачно намекнув, что у него ничего не выйдет, так как комсомолец Зеленко им известен много лучше, и они сами в состоянии определить, надо ли его наказывать и каким должно быть «партейное» наказание, и что свою правоту они будут отстаивать где угодно. Вплоть до ленинского ЦК. Или выше… Если понадобится. А Мирон, по командирской линии, может его хоть под трибунал отдавать, если хочет и сможет. Пришлось ему даже слетать за старыми протоколами, чтобы доказать, что Зеленка вполне достоин других мер, ибо «на вид» он уже имел и не единожды, но действия оно не возымело, и посему… Не время было пускаться в протокольные споры, оспаривая полное право каждый календарный год или семестр объявлять Зеленке одно и то же взыскание. Скрепя сердце, пришлось для убыстрения «процесса» объявить Зеленому выговор, искренне сожалея, что нельзя его публично расстрелять или хотя бы повесить, что было бы гораздо справедливее. Мирон, на редкость прозорливо и прагматично, не стал еще больше сплачивать группу против себя, отчетливо представляя, что эти гады будут его подставлять при любом удобном случае, лишая необходимых карьерных вистов, и с оттенком мудрого снисхождения отправил группу на танцы, где все взялись с большим энтузиазмом и подъемом наверстывать упущенное… * - более точно значение словосочетания "уклончивый ответ" передает старый анекдот: Замполит ведет политзанятия. Тема - Вселенная, звезды-планеты, Солнечная система. Вдруг прибегает посыльный: "Тов.капитан! Вас к ком. полка!" Ну, делать нечего, надо идти... Вызвал старшину роты и инструктирует: - Я вот здесь закончил. Дочитай им дальше прямо по конспекту. Ну объяснишь, если понадобится, как сам понимаешь..." Возвращается. Прапор докладывает: - Тов. капитан, все нормально, занятия провел, людей отправил. - Хорошо. Вопросы были? - Были. - ??? (вещь просто немыслимая - какие могут быть вопросы? Когда они были?..) - Да Петров спросил: "Что дальше - Солнце или Луна?" - Ну а ты? - Я дал уклончивый ответ. - В смысле? - Сказал - Пошел ты на хуй, Петров! (пардон, но из песни слов...)

Алекс: Послал тебе письмо на твой адрес. Ответа нет

As on: Ты или без "пожалуйста" послал или одно из трех. Не получил. Продублируй в оба адреса. Чудес, сам понимаешь, быть не должно. Заранее благодарен. Да заполни свою карточку, чтобы личные сообщения можно было... А то потешаем всех тут своими посудо-хозяйственными проблемами... Целую. (куда захочешь...)

As on: Мой ответ искренним доброжелателям: 1. Отсутствуют амбиции, как-то подталкивающие к таким вещам. 2. Нет времени, как сказал один – «на медленные танцы» Это болезнь общая, причем с годами она, как ни парадоксально, растет и укрепляется. 3. Проза – дело геморройное и требует чугунной задницы, которой ваш покорный слуга не обладает, при всей увлекательности процесса. Смолоду усидчивости и достаточной целеустремленности не было, а сейчас то и подавно. i. Это не стихоплетство – под настроение берешь какие-нибудь там «розы – мимозы», «сапог – налог», «погон – гондон», «кеды – полукеды» – и погнал… Среди членов Союза писателей, имеющих не один поэтический сборник, мало кого можно за поэта считать. Поверьте, знаю о чем говорю (дело даже не в прочитанном мною и руке на пульсе) Кое с кем и пил даже, в известном особняке на Поварской, когда был видным монархистом. То, что они мне дарили из своего, я бы не понес в издательство. 4. Собственные и чужие дети полагают, что имеющийся у меня багаж и возможности нужно использовать совершенно на другое. Более им сейчас понятное и материальное. 5. Нужно ясно понимать – кто, где твоя аудитория… Для кого все... Сомнительная перспектива затеять написание книги для окончивших РТВэшное училище. Я уж не говорю про очень разные вкусовые пристрастия даже среди этой категории. Хотя есть специфичес кие области - уголовно-тюремная лирика, или "поэзия" из солдатских альбомов с их неумелостью, банальщиной, штампами, натужной героикой и прочим. Не хочется уподобляться. 6. Я не очень популярен в таком качестве даже в собственной семье. К примеру, их не устраивает неумеренное выпячивание себя в описываемых событиях и др.подобные вещи. …Или кажущиеся «книжными» некоторые диалоги. Но я и в самом деле так говорю… Действительно изящными считают всего несколько вещей. Я согласен с такой оценкой. Отсутствие ощутимого или даже просто видимого интереса у них, конечно, можно объяснить тем, что они видят меня постоянно и достаточно знают о моей жизни, что никак не увеличивает масштаб моей фигуры. Это только жена Талькова утверждает, что ее муж – гений… Ни больше не меньше. 7. Читая Довлатова, Шукшина, Веллера… и Веничку Ерофеева понимаешь, какой ты пигмей и насколько тебе еще далеко до… Наличие книг других авторов на полках меня мало примиряет с нелегкими выводами. А шлифовать фразы – см. п.2. Кроме того, хоть для безжалостного, хоть для бережного редактирования нужен достаточный и систематизированный объем… А это топять п.2. Я то сейчас занимаюсь безотходным производством – «с колес»… 8. Кроме того, на нашем форуме нет голосования, которое, может быть, помогло как-то преодолеть равнодушие и отсутствие амбициозности, укрепить в чем-то… Хотя, самый строгий судья – ты сам. Моя тетка училась в Ельцовке в одном классе с известной всем Фросей Бурлаковой, которая поставила цель – стать артисткой, и стала ей. Фильм даже снят автобиографичный… Она ощущала призванность. 9. Мало того, у меня есть уже печальный опыт – несколько лет назад я разговаривал с В. Сокирко (нач.военн.отдела в «МК»). Договорились о статейке, а когда принес – назвал это все фигней, посоветовав лучше предоставить информацию о судьбе сбитых летчиков США над нашей территорией, упоминаемых в материале. Я понял, что меня держат за дурака, да еще и неправильно… 10. Кроме того, не люблю дилетантства, из-за чего еще в 10 кл. окончательно порвал со всякой самодеятельностью, куда заволакивали на ремнях и с угрозами.

shumilov3: Не парься, как говорят! 1435 просмотров прочтений, это рейтинг мама не горюй, книжку таким тиражом фиг выпустишь, а ведь все ждут уже продолжения. Каждый найдет свое, все прочитанное происходило с каждым из нас, и каждый может сказать, что написанное "Я" это именно он. А аудитория самая та, гражданские не поймут, барышень здесь не бывает, что еще надо, чтобы опубликовать своё. Мне так думается. Я здесь отдыхаю. Спасибо за рассказы, хотим есчо!

As on: …Размытые представления о фундаментальном общественном праве − праве собственности, которые не только мало укреплялись социалистическим бытием, но и откровенно подмывались пониманием, что защитник Отечества, всегда готовый выступить куда угодно «по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик» и, как воин Вооруженных Сил, еще и должен «защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами». Поэтому мы склонны были думать, что воин, готовый положить свою голову, не должен нуждаться в необходимых вещах при жизни. Но народ даже тогда слабо заботился о своих воинах, поэтому многое приходилось, прошу прощения за откровенность, пиздить. В соответствии со знаменитым призывом советского естествоиспытателя, которое кратко можно сформулировать следующим образом: «Не хер ждать милостей…» Причем делалось это ради общего блага. Командиры на это смотрели сквозь пальцы, но и особо не приветствовали – кто станет публично поощрять хищения соц.собственности? Однажды компания расхитителей проникла белым днем на рем.завод ГА. Тогда еще аэропорт в городе (где сейчас т.н. «Взлетка») работал в полный рост. Цели никакой не было, поэтому гуляли толпой: Раф (Рихтер, царствие ему небесное – погиб на пианинном заводе еще курсантом), Зелень (С.Зеленко, он же Кабан, он же Челюсть), Черный (С.Деменченок) и Длинный (В.Асон). Особо привлекательного ничего не было: ни бочек, ни фляг, ни даже лопат, не говоря о чем ценном. На территории был раздражающий порядок, все было убрано Пока не попался на глаза маленький трактор, размером с мотоцикл. Скорее всего, это не был воплощенный гений советских ученых, конструкторов и рабочих. Наверняка результат кооперации по линии СЭВ. Такие извращения, как правило, были возможны в «странах народной демократии» (нашим дай волю – они «Кировцами» будут зубы рвать…). Все понимали, что трактор − полезное во всех отношениях изобретение ума человеческого и ему можно найти массу различных применений. Можно ездить на нем, можно вспахать какое-нибудь поле, заниматься групповой вольтижировкой, или перевозить грузы… Особенно привлекало последнее. У всех был только один вопрос: «А спрячем где?», но и он тут же отпал, т.к. мгновенно было найдено оригинальное, но правильное решение – «Придумаем». Компания расселась неподалеку и закурила, мысленно прокладывая оптимальный маршрут хищения малоскоростной движимости. Время было после ужина, июнь, состояние благостное, но на эту беду невесть откуда взялся какой-то мужичонка, судя по озабоченности – сторож. Да и действительно – грех спать в такое время. Но к военным людям он все-таки не решился подойти, по одному ему известным соображениям. Может имел уже какой-то печальный опыт, черт его знает… Но когда курящие кореша стали раскуривать уже по третьей, осмелел и подошел: - Кхе-кхе… Что делаем? Раф без раздумий признался: - Ничего. Пока. - Та-ак. Та-а-ак… Понятно. …А чего ждем? - Когда стемнеет. - …А потом? - Будем брать. Сторож вдруг прервал разгорающуюся беседу и молча куда-то сорвался, на ходу прибавляя шаг. Потом вовсе перешел на рысь. Перспектива, что около трактора скоро установят пост, привяжут собаку, или другим каким способом, включая технические, сделают невозможным его умыкновение, не могла устроить налетчиков, поэтому решили брать прямо сейчас, пока ясно, что единственному сторожу особо некому помочь, да и тот убежал. Как будто намекая… Ввиду вышеизложенного действовать решили немедленно, ибо, по выражению Виктора Владимировича, "промедление смерти подобно", а также "вчера было рано, завтра будет поздно". Виктор Владимирович был уже опытным воином и успел хлебнуть полной ложкой марксистско-ленинской философии и идейного наследия великого вождя и с некоторых пор полюбил к месту и не к месту цитировать Ильича. Ввиду того, что ему в этой группе упомянутое прикладное наследие было известно лучше остаьных, оппонировать никто не стал и промедления никто не допустил… Тем более что история полтверждала правоту вождя. Представьте себе теперь приятное удивление, даже изумление Гапона, когда он увидел Рафа, деловито руководящего перед входом в казарму погрузкой ящиков с автоматами на тракторную тележку, в которую был запряжен мерно трещащий синеватым дымом трактор, уже покрашенный в приятный глазу армейский цвет, чтобы сдать их перед отпуском на склад артвооружения. - Рихтер, что это такое? - Оружие сдаем, товарищ майор. Со всего батальона. - А наше? - Уже сдали. Сейчас 12 роты сдаем. Вот их дежурный по роте… - Так. Так. Хорошо. А это что? - Трактор. - Чей? - Нашей роты. - И откуда он у нас? - Да понимаете, мы попросили в организации одной, им не нужен пока, а нам он ну очень… - Зачем? - Ну как: белье после бани сдавать, урны вывозить, ну на территорию там… - Так, Рихтер… У тебя мать много получает? - Товарищ майор! Мы же… - Я знаю. Не трудись. Так. Конечно, положительные характеристики мы тебе напишем, не посодют, но деньги за него матери прийдется отдать. - Товарищ майор! - Так, все. Или ты его сегодня поставишь на место, или мы завтра его отгоним вместе с тобой, где тебе его «дали». Завтра доложишь. Так, тебе все понятно? - Так точно… - А то сегодня слышал на совещании, что курсанты на каком-то тракторе катаются. А это, оказывается, на нашем тракторе. И наши курсанты. Осталось еще мне сходить, да там объяснить, откуда в нашей 11 роте трактор. «…Мы попросили, нам дали…» - ...

As on: На третьем курсе, по весне, дохаживали последние караулы – на четвертом их уже не предполагалось. Караулы на старших курсах вообще головная боль командиров. Собственно первые караулы – тоже хороший источник адреналина для них, и командования училища. Иногда были незабываемые случаи… Но ближе к телу. Проблема была в одном – в стрельбе. Стрельбе в цель и в воздух. В порядке обороны. Из-за нападений на смены. В ночное время. С целью лишения живота и личного оружия. Благо караульные действовали всегда умело и решительно. Опыт. Нападали обычно в одном и том же месте – в Шанхае. Благо там удобнее всего нападать – темно и узко. Место идеальное. Следует уточнить, что тогда охраняли не только понтонный полк, но и бывший полигон училища (он граничил с КРАС-мастерскими радиотехнического полка, что гнездился тогда в Покровке) и еще что-то, какие-то склады за забором, что рядом с дорогой. Поэтому ходили по-трое, по-четверо… Вариантов отражения было немного. Два. Один с помощью казенных патронов, лругой – с помощью «внутренних резервов». В первом случае, соблюдался положенный регламент с обязательными окриками, выстрелами в воздух, расследованиием и написанием объяснительных. Во втором – с тщательной чисткой автомата на посту, устранением признаков чистки и отрицанием любых сведений о стрельбе. А также слышанных выстрелах… Мистика, дескать, плохие нервы у шанхайских аборигенов… Весенние обострения приводили обычно к тому, что быстро перепаливали всех шанхайских собак. Привязанных и вольных. Но собаки не лебедя, они не могли сбиться в клин и пережить лихое время в теплых краях… Да и на кого было оставить официальные и кучу частных свинарников, снабжавшихся из одного места – курсантской столовой. А к поредению своих рядов наверняка относились философски. Люди и то горланят, мало задумываясь: «… отряд не заметил потери бойца…». А тут собаки. Шанхайские. Не привыкшие ждать милостей от природы… Которая, кстати, не терпела пустоты. Псы там не переводились. Кстати, занюханные свинари, в блестящей от помоев форме, увольнялись с такой помпой, таким прессом на ляжке, в таких мундирах, как начальник училища в отпуск не ездил и не мог позволить… Одного обдирали и возвращали 3 (!) раза. И все равно он уехал в новенькой курсантской шинели, с полным иконостасом (так назывались обиходно нагрудные знаки за всевозможные заслуги, подвиги и достижения), его весь день ждала «тачка» у КПП… Собаки, разумеется, не роптали. Жаловались люди. Плохо известно, были ли где-нибудь зарегистрированы тамошние строения, включая, кстати, свинарники. Большие сомнения по этому поводу, так как обычно такие вещи появлялись благодаря воле начальства с помощью т.наз. хозяйственного способа. А уж потом к таким «оъектам» примыкали лачуги люмпенизирванной обслуги. Маловероятно, что у них были какие-то права, чтобы их можно было «качать», но жить на улице, где по ночам постоянно стреляют, ровно как в Чикаго 30-х годов, было для них … Поэтому они передавали свою озабоченность командованию училища – дескать маленькие дети.., плохо спят, еще хуже учатся*, стрельба постоянно, мы-то ладно, а вот дети… Это приводило только к накаливанию обстановки, так как нападения на караульных продолжались, да и не могли прекратиться. А те защищали свои жизни как могли и как обещали: «…мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя…» Благо были вооружены. Было хоть чем. Однако, продолжим. Черный с Длинным были на соседних постах. Как-то, меняя где-то в полдень часовых, подойдя к воротам на «понтонном» посту заметили совершенно неприличную, вызывающую картину: на вышке, свесив голые лыдки, дрых Черный, разомлевший от весеннего солнца. Да ладно бы просто так, а то расстегнувшись «до пупа», повесив автомат на крюк рядом с плащом, сняв сапоги и развесив на ограждении портянки, которые резко контрастировали с классическим темно-зеленым цветом вышки и издалека говорили о готовности военного объекта капитулировать, безоговорочно сдаться любому врагу. Мало того, еще и калитка у ворот была открыта. Видно ушли прапора, работавшие на посту, а Серега или забыл, или не захотел спускаться и закрывать засов. Или уснул раньше, чем принял это опасное и недальновидное решение. Такое вопиющее нарушение правил несения караульной службы терпеть было нельзя. За все надо отвечать. Из-за таких Деменченков немцы до Москвы доперли… Виктор Владимирович, неожиданно вспомнил, что у него в кармане совершенно случайно оказалось несколько холостых патронов, оставшихся от полигона, где ему поручили огне-шумовую аранжировку разворачивания маловысотной роты на поляне за деревней с весьма замысловатым названием (что-то типа «памяти 13 красных борцов»), где она сразу завязла в весенней грязи так, что потом насилу все повытаскивали, начисто забыв о разворачивании, нападении врагов, в соответствии со сценарием, и геройском отражении. Он даже и не мог вспомнить, то ли он на своих должен был напасть, то ли не дать их в обиду… А о выданных патронах забыли спросить. Или спросили, да получили ответ, что их все расстреляли, в соответствии с пехотными обычаями – чтоб не таскать. Да, собственно, во всей этой игре в войну и сопряженной с ней возне – присоединении кабелей, развертывании антенн, ориентировании, горизонтировании, юстировании и «выдаче» «воздушной обстановки» не было смысла иначально: Зеленка, назначенный связистом и оснащенный настоящей боевой радиостанцией Р-105, сразу же впал в гордыню. От него исходил свет призванности, посвященности и особости, презрения к окружающим, к этим недоумкам, способным только тупо бегать по грязи, стараться и ходить строем. Но если перед выездом, у ворот, он еще вел какие-то специальные связные разговоры, периодически заглядывая в бумажку, то, едва выехав, он стал крутить все ручки на секретной станции, прикручивать дополнительные колена к антенне и все чаще ошалело смотреть в упомянутую бумажку. Затем, видно смирившись с судьбой и находясь в уверенности, что связь отсутствует, стал вести переговоры открытым текстом – послал с помощью радиоволн своих неведомых слушателей куда надо, помянул ближних и дальних родственников всех, имеющих хоть какое-нибудь отношение к радиосвязи. После чего сменил осанку и отдал станцию на поругание. Боевые товарищи какое-то время, вспоминая фильмы о войне, стали вызывать неведомую «Березу» и просить «огня», потом плюнули на этот театр и принялись крутить ручки. Сразу же выяснилось, что она не только может поймать «Маяк», но и «Голос Америки»… Разводящий Игорь Легкий сразу согласился на проверку действий часового по вводной – «нападение на пост или на часового». С одной оговоркой: «Ты, Длинный, все боевые патроны из магазина вытащи. А то обсчитаешься, и пришьешь кореша. Ему-то похеру, а нас затаскают…» Трудно здравому человеку идти против разумных вещей. Так и сделали. Результат превзошел все самые смелые ожидания. После первого выстрела снизу по вышке Черный карлссоном взмыл к крыше, а уже после второго выстрела был на земле. С ним было почти все, что пригодилось бы в бою: сапоги, автомат и ремень с подсумком. Выражение лица не подлежит описанию. Не хватит изобразительных средств. Да и фигура не намного отставала. Насчет «боя», пожалуй, все-таки большой перебор – так только сдаваться идут, нарочито демонстрируя свое миролюбие. Не сразу увидев своих (возможно, от взволнованности, он не мог сразу навести фокус, в том смысле, что он автоматически наводился на врагов), курсант Деменченок обрадовался как пес и с радостью кинулся к ним. Но увидев их, скажем очень деликатно – довольные рожи, приостановился и стал оглядывать себя: видос был откровенно небоевой. В сорок первом в плен сдавались более опрятно одетые и подтянутые красные бойцы… С ужасом ощутив, что он опять «опарафинился», причем поминать ему это будут достаточно долго, и не только в его группе, Черный, стал ругать непотребными словами пришедших его менять товарищей: - Ты, Длинная проблядь, я тебе все припомню! - О чем это Вы? - Ты же, сука, стрелял! - Стрелял? Когда? Да Вы что! Вы разве забыли, как и о чем нас инструктировали? Да и нечем… - Че нечем, че нечем… – ты стрелял! - Вам, товарищ курсант, приблазнилось. Напекло. Спите на посту, пернули в железной будке – вот со страху и почудилась стрельба. Сержант Легкий, скажите курсанту Деменченку, что он неправ! - Ладно-ладно… ничего-ничего… будет и на нашей улице… Ноги из-за тебя, гондона, вывозил… Автоматом по башке долбануло… Припухло уже, кажись… Где вот теперь ноги мыть? А? - Ну, голова у тебя – самое безопасное место… Вообще тебе не об этом надо сейчас думать. - А о чем? - Где штаны полоскать. - Да пошел ты… Тваррина… Дождесся… Я вот… - «Плохой ты человек, Косой. Злой». - … … …! - Фу какой! - … … …!

Panteley: Если кто помнит, то на 5 посту было заброшенное здание, то ли КП, то ли аппаратной П-14. Здание это было прозвано "Галереей". Внутри его все стены были изрисованы картинками с изображениями женских особей в голом виде и различными надписями в виде стихов и выражений непотребного содержания. Там, кто как мог увековечивал свои мысли по отношению к женскому полу и вообще бытию... На одном из ротных собраний, посвященных успеваимости и укреплению воинской дисциплины командир роты, Колпаков В.Н. затронул вопрос о несении карульной службы, а конкретно о том, что некоторые курсанты вместо того чтобы выполнять как положено обязанности часового на посту, занимаются непонятно чем... и далее он перешёл конкретно на личности, в соответствии с чем была раздача "подарков", кому сколько, в зависимости от содеянного. Кто-то из собравшихся задал вопрос: -Товарищ капитан! ну Вы же тоже были курсантом, и ходили в караулы, - Ну и что... - Да вот на 3 посту есть надпись такая "...жизнь нужно прожить так, чтобы после тебя осталась гора пустых бутылок и толпа обманутых женщин... и подпись к-т Колпаков, май 1973г.", Колпаков немного смутился, потому как по времени его учебы в КРТУ совпадало (выпустился в 1974г.)но потом взяв ситуацию подконтроль заявил, что он будучи курсантом свои автографы на постах не оставлял. "А Вам товарищ курсант, вместо того чтобы читать всякую херню на стенах и заборах, надо бдительно нести службу на посту"

As on: Следующий случай произошел, когда я служил в в/ч 03059. Посты радиотехнического полка и КВКУРЭ граничили. Разграничение было произведено забором из колючей проволоки. Как инструктировали первокурсника, что ему говорили об особенностях поста – неизвестно. Скорее всего, и инструктировали и говорили что положено. И схему поста показывали. И даже спрашивали про это все. Это мало что меняет. Описываемое время было – зима. Может быть даже не по календарю, а по сути – сугробы по … (бабам по пояс), колотун. Да и караул, признаться, вещь довольно таки прозаическая, так как какой ты герой да еще с настоящим автоматом твои одноклассницы и одноклассники не видят, выглядишь ты в постовой одежде (валенки и тулуп) не столько воинственно и угрожающе, сколько забавно и карикатурно, особенно если Бог росту не дал… Враги не обосрутся, на такого нарвавшись. Автомат этой грустной картинке мало что может добавить, тем более, что достаточно быстро обнаруживается – он тяжелый. Холод красноярской ночи, которому никакой тулуп не помеха и видимые огни в теплых квартирах, где сытые люди чем только ни занимаются в это время, окончательно превращают часового в мизантропа. Заступали в караул тогда вечером, он был в 3-ей смене, поэтому на пост его повели уже в полночь. Романтизм выветрился из воина к исходу 10-й минуты. Затем выяснилось, что дорожка, по которой он должен обходить охраняемый периметр – далеко не хай-вэй, если рот разинуть, то можно легко свалиться с нее в сугроб, откуда трудно выбраться в таком одеянии и с автоматом на груди без посторонней помощи… Вскоре часовой заметил, что за забором параллельным курсом движется какой-то человек. Что здесь, в большой дали от домов, рядом с военными и охраняемыми часовыми объектами может делать мирный гражданин? Более чем странный вопрос. Захочешь, не сможешь придумать хоть какое-нибудь занятие на этой глухой окраине. Ночью и зимой. Тогда чем он тут занят? Ответ на поверхности – разведывает систему охраны поста, вооружение, количество часовых, время и порядок смены… Зачем? Да, зачем?! Куда, для чего, кому нужны эти сведения? …А не для того ли, чтобы неожиданно напасть, завладеть личным оружием, охраняемой военной техникой? Да, конечно, только для этого! - Стой! Кто идет?! Соседний часовой поозирался, никого не заметил и отнес эти команды на какую-то попутную тренировку курсантов. Они же на офицеров учатся. Мало ли что и зачем им надо… Отрабатывают… - Стой! Стрелять буду! «…Да-а, серьезно их дрочат… Даже на посту не отдохнешь от учебы… И потом всю жизнь так… Кошмар…» Эти неспешные размышления солдата прервал выстрел. Пуля свистнула над головой. - Ты что там, совсем опизденел? - Руки вверх!! - Вот дебил! Да пошел ты!... - Руки вверх!! Подойдите к ограждению! Перелазьте сюда! Воин, окончательно убедившись, что курсант точно в уме тронулся, решил дернуть подальше от этого придурка. Курсант, завидя что диверсант делает попытку скрыться, стал стрелять на поражение. Солдат, еще совершенно недавно предвкушавший, как он через месяц будет дома, как он отметит свой дембель с корешами и очень специально отобранными подругами, как он художественно встретит Новый год, где… совершенно отчетливо понял – этим планам сбыться не суждено. Он упал на родную землю и попытался в нее вжаться, врасти. Но грунт уже замерз. Снег рядом с тропинкой хоть и скрыл его, но защитой не являлся. А курсант повторял свои требования и подтверждал их серьезность не очень прицельной стрельбой. Но кто бы захотел высунуться, и оценить кучность?.. Прилично испугавшийся, да что там «испугавшийся» – откровенно приссавший солдатик, уже начал было подумывать: а не согласиться ли с этим идиотом? Перелезть через забор и сдаться? Но этому здорово мешала стрельба и очевидная возбужденность курсача. Вдруг ему что-нибудь опять приблазнится и он тогда уже гарантированно его пришьет… Что у него в голове?.. Так хоть какие-то шансы есть… А может его слегка отрезвить? Шмальнуть в его сторону – поймет, что стрелять по людям может быть и небезопасно, да утихнет… …Когда на посты примчались разводящие, начальники караулов, часовые и группы реагирования они нашли там расстрелявшего оба рожка курсанта, который на все вопросы только показывал пальцем в сторону вооруженного врага и мычал что-то. Залегший окончательно завтрашний дембель соглашался встать только после того, как увезут подальше этого курсанта… Кто помнит этого безвестного героя, ставшего офицером?



полная версия страницы