Форум » Служащие и офицеры КВКУРЭ ПВО » Нас учили п-к Задков, п/п-к Ручкин, м-р Череп » Ответить
Нас учили п-к Задков, п/п-к Ручкин, м-р Череп
YuriSU: КВКУРЭ 1976 - 1980. Я помню как будто это было вчера. Нас учил матчасти п-к Задков, основам построения РЛС п/п-к Ручкин, ТЭРЦам м-р Череп и еще многие толковые преподавтели. А кто помнит замов начальника училища п-ка Романюту, п-ка Ремизова и страшного п-ка Антипова
Panteley: Если не ошибаюсь, то это был или 82 или 83 год, а в карауле тогда был какой-то взвод "Орловцев" (3 батальон). Я помню этот случай.
awacs: Да, мне кажется тоже, что это было на нашем 1- м курсе зимой, а вот с какого батальона не помню. Кое что вспоминается о преподавателе по Истории военного искусства. это, по-моеиу был Тихонович, звание уже не помню. Ещё от прежних курсов пронего шла байка, что после полевых занятий в Таскино, необходимая команда при ядерном взрывестала: "Тишка справа" (слева), т.е. вспышка справа (слева), чтобы броситься на землю мордой вниз и увидеть в какую сторону яйца полетели... (требование и слова наших инструкторов).
awacs: Блин, у меня с памятью совсем хреново, то спутал Хакасию с Алтаем, то здесь -годы. Надеюсь, прада, что нефте-газовая война РФ с РБ не из-за меня под Новый год началась. 10-ю роту помню как закоренелых спортсменов, а свою, 12-ю, как чернорабочих ( где и как копали землю или таскали мусор на пианинке), а 11-ю роту как пробегавшую перед строем на завтрак, обед,ужин и то из своей третьей шеренги. Когда пробегают сразу 2 роты, а папа Шульмак грозно шевелит усами вам вдогонку, сейчас с высоты прожитых лет и нажитого склероза фамилий и событий, происходивших особенно с 11-й ротой и не упомню, разве ещё эпопею с хлястиками на шинели, но тут уже все три роты участвовали "в обмене".
As on: Отповедь: А из-за кого же? Проедаете наши ресурсы, да еще и на халяву. Молчаливо соглашаетесь с пиз....м"батьки". Хотя я лично готов его поцеловать куда укажет, за работающих колхозников, за живые деревни, за отсутствие беспризорников, за решение квартирного вопроса граждан (хотя вопрос - правда ли?), за отсутствие засилья черных идр. ипр. Из их закоренелой спортивности больше вспоминаются какие-то распиаренные "акции" - то к 30-летию Победы они 30 верст бегут (ну не все все 30, а все - по 1 км, потом группа -20, и суперэлита - 30)... Потом кровью рыгают в суточных увольнениях.... То еще чего изобретут... А так - залюбуешься - Гога в лучах прожекторов славы, вокруг подпевалы, шестеры, активисты, инициаторы... Лепота... Долбили мы их по всем видам. Нас, правда, больше было.... 150 харь. И рыл. Теперь "ближе к телу", как говорил Мопассан. ...Кстати, во период изучения мирового, так скажем, любовного наследия мне удалось познакомиться с брошюркой «Революция и молодежь» (Изд-во Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова, 1924 г.) и выписать из нее рекомендованные половые заповеди для революционных пролетариев (в силу их чрезвычайной любопытности, приведу полностью): 1. Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата. 2. Необходимо половое воздержание до брака, а брак лишь в состоянии социальной и биологической зрелости (20 – 25 лет). 3. Половая связь – лишь как конечное завершение глубокой всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви. 4. Половой акт должен быть лишь конечным звеном в цепи глубоких и сложных переживаний, связывающих в данный момент любящих. 5. Половой акт не должен часто повторяться. 6. Не надо часто менять половой объект. Поменьше полового разнообразия. 7. Любовь должна быть моногамной, моноандрической (одна жена, один муж). 8. При всяком половом акте всегда надо помнить о возможности зарождения ребенка – вообще помнить о потоистве. 9. Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания. 10. Не должно быть ревности. 11. Не дожно быть половых извращений. 12. Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов; половое во всем должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая. Пункт 12. пролетарских заповедей был реализован с Кисой (Витя Грязнов, за сходство с артистом Филипповым). Тот, то ли на 3-ем, то ли даже на угрожающем 4-м, затеял шашни с гражданкой Сорокиной, проживавшей где-то в районе «Краевой». Причем амуры эти в основном реализовывались в эпистолярном жанре. Было время, по паре писем в неделю ваял Киса. Если парня долго держат на приличной дистанции, значит это не случайно и от этого откровенно потягивает матримональными планами… Киса так-то требовал постоянного контроля и руководства, а в этом случае еще больше было оснований усомниться в его способности правильно распорядиться самостоятельностью. Свобода, а равно и свобода выбора – вещь, мягко говоря, небезопасная, ее не только нельзя всем рекомендовать, а требуется даже запрещать и ограничивать в отдельных, не очень редких случаях… Тем более, что захомутать невинную Кису замыслила такая пиранья – совершенно сопоставимого роста (Киса и Виктор Владимирович были практически одинакового роста – чуть за 190), а в ширине плеч она даже ощутимо выигрывала у Кисевича, который надо сказать, был хоть и гвардейского роста, но субтильного сложения. Можно было смело предположить, что года через 2 после замужества этот персик легко перевалит через психологический барьер - 100 кг. А потом… Затравит ревностью, претензиями, своим самым правильным мнением по любому вопросу. С точки зрения карьеры это может быть и хорошо – появится обоснованный повод больше времени уделять службе, но в целом… Жаль было безобидного парня, и, руководствуясь «революционной целесообразностью», решено было проверить их чувства. В душу Киска пускать перестал, разговоров на определенные темы старательно избегал. Строчил только как заведенный. Это настораживало еще больше, т.к. учился он откровенно средне абсолютно по всем предметам, кроме дисциплины, а тут вдруг неутомимо что-то пишет… Попытки «проверить ошибки, чтобы за нас всех стыдно не было» не прошли и кореша призадумались. Ничего стоящего не придумали, но очередное письмо на всякий случай изъяли у Жорки Кирилюка, ротного почтальона, намекнув последнему о реальной опасности «трекать языком». Зеленый тут же предложил оригинальный ход - выковырять письмо, а засунуть в конверт другое, написав, какая она сука. В.Вл.Асон настоял поступить если не изящней, то хотя бы не так радикально – помня и зная образчики солдатских писем, он на обратной стороне конверта заштриховал клетки, где были примеры написания индекса, в результате чего получилось и красно, и сочно, и ярко: ПИШИ ! И щедро нанес на весь заклеиваемый край штрихи, позволяющие якобы обнаружить перлюстрацию. Или не допустить ее. Следующее письмо, кроме этого, содержало еще и невинное пожелание «Лети с приветом, вернись с ответом !» но уже на лицевой стороне. Было затем и «Жду ответа, как соловей лета ! », и «Осторожно – ФОТО ! », и другие подобные глупости, которые быстро исчерпались и за которыми приходилось ходить в другие группы. Помогли люди стишатками на тему... Достаточно быстро выяснилось, что Киска что-то подозревает, но предъявить не может. Или не очень хочет. Или и не хочет и не может. Для верности он стал письма не бросать в ящик у дневального, а отдавать их прямо Кирилюку, благо он был в соседней 115 уч.гр., которая была с нами в одном потоке, перед его уходом на почту. Ха-ха-ха! Кирилюку здоровье было дороже нарушений правил переписки, караемых по УК РСФСР… Он ясно понимал, что если это письмо уйдет на следующий день – абсолютно ничего непоправимого не случится и без раздумий волок послание корешам. Через некоторое Киса дошел до того, что стал бегать к ящику, что висел прямо на почте (на углу училищного клуба). Пару раз удалось уговорить почтальоншу, выдавая себя за Грязнова дать на минутку конверт, якобы для уточнения правильности написания адреса, или вложения "парных" фотографий, да пару раз сгоняли Серегу Бабака, его комода, для того же самого, с тухлой легендой, что де сам Киса лежит в санчасти и нужно срочно уточнить про таблетки. Которые хорошо помогают... Представители «революционного класса» втайне резвились, представляя какой кайф получает вся Сорокинская общага, пока письмо валяется на проходной. И не промахнулись. Она заметно ослабила хватку и даже пару раз не пришла на танцы. Киса заметно оживился, вернулся в родной коллектив, страсть к написанию писем резко утихла и не выходила за границы нормы… А вот чем это таки закончилось, уже и не вспомнить.
As on: Лекции по дисциплине «Электрорадиоматериалы и элементы РЭА» вел подполковник, фамилия которого почему-то в памяти не осталась, хотя у нее достаточные основания были для этого в соответствии с утверждением поэта: Замечательно странное свойство В нас великий наш век породил - Забываем явивших геройство, Помним тех, кто себя посрамил … Собственно, личность это была, как говаривал МС. Паниковский, жалкая и ничтожная, и никоим образом не заслуживающая упоминания, как и многие преподаватели с этой кафедры (недаром у Виктора Владимировича были напряженные отношения с ними (из "объективки": сжигал пару раз лабораторные установки... "...Нельзя на этих рабочих местах ставить этот тумблер в это положение..." Ха-ха-ха! Можно! Но горит...) , благодаря которым ему и не дали диплом цветов национального флага* - классический пример когда оценки ставят не за знания...), если бы не одна история… Этот проныра не то упер (что вполне могло быть), не то выманил или выпросил у кого-то на красноярском радиозаводе рубиновую пластинку. По его утверждению, на таких пластинках делались монтажные платы для аппаратуры космических станций. Которым должно быть все нипочем: и невесомость, и перегрузки, и… Словом, как в том анекдоте про калоши – мужик вдребезги, а им хоть бы хны. Курсанты же должны были не только с его слов приобщиться к современным технологиям, но и пошшупать эти необыкновенные пластинки, на которых монтируют такие ответственные устройства. В конце одной лекции, наряду с другими вопросами, он нашел время для сообщения об этих удивительных пластинках, о тонкостях технологии изготовления искусственных рубинов, их необыкновенной ценности и исключительности его права обладания таким раритетом (даже у Брежнева такой не было!) и до того распалился, что дал ее для детального рассмотрения, подчеркнув, что самое ее главное свойство – удивительная механическая прочность. «…Можете попробовать сломать». И, с такой, совершенно удивительной для военного училища рекомендацией, пустил по рядам. Курсанты ее вертели, разглядывали и проверяли на прочность. По понятным причинам Виктор Владимирович и кореша не могли сидеть по определению впереди. Но и совсем сзади тоже – им ни к чему было особое к себе внимание. Однако редкий экспонат добрался и до них. «Космическая» пластинка оказалась красно-бордово-непрозрачной, размером и толщиной с большую сторону спичечного коробка. Механическая прочность ее действительно поражала – Виктор Владимирович был откровенно удивлен: «Во, блин, тоненькая такая, а ты посмотри… Можем же, мать-перемать! Знай, блин, наших!» И, видно окончательно уверовав, что в космос дерьмо не запустят, приналег на нее пальцами… Случилось чудо – их стало две, причем неодинакового размера, хотя и с одним неровным краем. Это обстоятельство повергло испытателя в горестное недоумение – не все ладно у нас с космическими технологиями… Но житье в постоянно экстремальных условиях приучило реагировать быстро и адекватно: не к месту размножившиеся пластинки были соединены и в таком, практически девственном виде были переданы на следующий ряд. Не прошло и часа, как оттуда послышалось: - …Ни-че-го себе… Пополам. Е-мое… Не иначе как… Эй, барбосы, не вы ли нае….и пластинку ? - Отнюдь. Ваши гнусные подозрения оскорбительны. И вообще – о чем это вы? - А кто? Кто??! - Вы. - Да она сразу лопнула, мы даже не трогали ! - Мы тоже. Посмотрели только, да и вам отдали. Целую. - Брось, это вы сломали. Больше некому. - Да идите вы знаете куда! Сломали бесценную рубиновую пластинку, а теперь скулите и виноватых ищите. Не надо было ломать. Качки… - Сам пошел. Спросят – стукнем. - Стукни, стукни… В последний раз… Барабан не порви себе… Лекция уже закончилась, препод что-то бакланил, кто-то прогибался перед ним с дурацкими вопросами набирая висты, а экспонаты уже вернулись к нему на стол. Начав паковать свой кейс он обнаружил, что прочность пластинок – величина конечная, отчего он чуть не задохнулся: - Это что за… Не может быть… Какой… Кто сломал?! - ?? - Кто сломал??! - Что сломали, товарищ подполковник? Кому? (кинулся кто-то с прогибом) - Пластинку! Рубиновую! Какая с… Кто, кто сломал, я спрашиваю?! - Сломали?! Ни фи-га се-бе! Е… Так она же очень крепкая: мы жали-жали – хоть бы хны! Во дают!.. Бли-и-ин… Молотком что-ли… Так ведь тоже, без тисков-то… - Нашелся какой-то… подонок… Я спрашиваю – кто сломал ?! - Может она упала, товарищ подполковник, и … это самое… хрясь… У нас вон тоже был случай… - Вы что б… из меня б… тут… с… идиота делаете! «Упала»… Да я б… - Нет, ну мало ли… Мы вон тоже раз в… - Хватит!! …ерунду тут мне!.. Я в последний раз спрашиваю: Кто сломал ?!! В аудитории повисло молчание, кое-где прерываемое шушуканьем. До лектора с трудом доходило, что желающих сознаться нет и не будет. Кроме того, бесконечно долго домогаться с выдачей вандала тоже было нельзя – уже пошло время перерыва, а значит нужно было отпускать курсантов, тем более, что каким-то группам нужно было на следующую пару в другие учебные корпуса. Не говоря о покурить и сходить на горшок. От безысходности ему в голову пришла очень хитрая, просто иезуитская мысль: - Я ничего не сделаю. Пусть встанет тот, кто сломал. На это-то у него смелости должно хватить. Если он мужчина… Тишина. Многих насторожило противоречие между заявляемой безобидностью сознавания и его взглядом, отчетливо говорившим: «Пощады никому не будет! Вешать буду лично!» Каждый для себя пытался определить, какая связь между мужеством и тем, что тебя из-за какой-то случайности будут потом гноить в полный рост. Раздумья приводили к однозначному выводу, что зря он завел бодягу про мужество и совесть. Нас не купишь. Дураков нет. Курсант даже из очень большого любопытства башку в петлю не сунет, не говоря уж об этом, да еще по собственной же инициативе. Со своей подачи. Кстати, его, дурака, никто за язык не тянул. Вполне мог бы просто предложить посмотреть. А то: «…можете попробовать»… Попробовали. Убедились. Почти не соврал. Чего теперь-то молоки метать… - Я еще раз говорю: ему ничего не будет. Я хочу ему в глаза посмотреть. - Товарищ подполковник, а чего вставать, если ему ничего все равно не будет? Он же нечаянно… Может лучше перерыв объявим? - Никаких перерывов до тех пор, пока я не узнаю, Кто Это Сделал! Кто там улыбается?! Как никто?! Вы думаете я не слышу? - Ну а все-то здесь причем? - Притом. Вам все понятно, товарищ сержант? - Мужики, …это самое, пусть тот, кто сломал – встанет что ли, чего из-за одного-то всех держать! Опаздываем ведь… - У этого… нашлись силы сломать такую…, а встать, ответить за себя – слабак. За спинами прячется. Позорище!! Однако стыд, как известно – далеко не дым… Видя, что его наивная хитрость споткнулась о развитый инстинкт самохранения, пришлось преподавателю передовых советских технологий опуститься до пошлых опросов по столам. Но и это мало что дало – пластинка была целой до последнего ряда. Когда он накинулся на них, те ответили, что им такую передали. Естественно, что пинкертон пошел по новому следу и дошел до первой парты, где вцепился в них питбультерьером. Те завыли и обрывая себе волосья стали божиться, что они передали совершенно целую. Даже не смотрели. Было бы чего смотреть, а то пластинка какая-то… фи… Так бесплодно прошло уже больше 10 минут и в дверь уже не заглядывали, а стали ломиться курсанты с другого потока. - Выйдите ! - У нас следующая пара в этой аудитории, товарищ подполковник! - Я вам русским языком говорю – выйдите отсюда все вместе с парой к такой… - У нас что - другая аудитория будет, товарищ подполковник? - Идите отсюда, я вам сказал, у нас еще занятия не закончились! - А звонок уже давно был, товарищ подполковник. Мы узнавали, лаборантка сказала, что у нас эта аудитория… - Вам все ясно!? Вам что не ясно?! Повторяю еще раз: я никого не отпущу до тех пор, пока не узнаю, кто это сделал! Но все прекрасно понимали, что перемена уже закончилась и ему вырвут матку в учебном отделе за срыв занятий у четырех групп, даже не спрашивая, какие могли быть для этого основания. И даже красочный рассказ вряд ли бы кого там разжалобил – нет еще таких пластинок, из-за которых можно срывать занятия в военном ВУЗе. Народ уже не безмолвствовал, а приободрился, предвкушая, как они не будут спешить, спокойненько дойдут до другого корпуса, с кайфом покурят, на горшок сходят и еще сдадут его за сорванный большой перерыв… Но тут закончилось и негласное внутреннее расследование, которое быстро установило, на каком столе лишили подполковника покоя: - Эй, кореша! Зачем сломали рубиновую пластинку? Их было-то всего одна, теперь нет ни у кого. - Почему? Отнюдь. Наоборот больше стало! Можно сразу по двум рядам передавать. И прочности добавилось. Какой черт его заставлял - «…очень крепкая, не сломать, можете попробовать…» Не надо было загибать лишнего. Сам виноват. Нечего надрываться теперь. - Слышь, а кто сломал-то? - Да вон - эти… Кто еще… Им только дай. - Это Длинный. Мы ему, козлу, еще не хотели давать, говорили - посмотри в наших руках и все, так разнылся, завонял – «дайте, дайте посмотреть!» Посмотрел, сука… Попробовал… - А че он не встает? Боится? Ничего ж не будет. Посмотрит на него и все. А мы сиди здесь без перекура из-за него… Прячься… Красней... Как пидеры какие, мокрожопые… - Длинный, ты че боисся? Ты че, трус? Стыдно поди? - Да пошел ты… Придурок… «Стыдно»… Заткнись лучше. - Сам пошел. Из-за тебя вот все… - Длинный, а Длинный! Не бойся – ничего не будет! Вставай! - Я тебе, гондону, сейчас дам вот по башке, раз мне ничего не будет. Чтоб ты не орал. И другим это же посоветовал. - Че ты?! Он зря не скажет – он же офицер. - Ты только сегодня такой дурак? - Не, я серьезно. - А на хрена бы ему знать,- кто, если тому все равно ничего не будет? А? Из любопытства? - Да. - Ну вот тогда возьми и покажись. Ничего же не будет. Какая разница, кто… Зато время сэкономишь. Накуришься. Тебе все благодарны будут. - А-а-а, ишь ты какой! - Чего «а-а-а»? Чего «ишь»? Слабо? «Он же офицер»… - Чтобы я из-за сраных «ЭРМ и РЭА» в отпуске здесь притормаживал? Нашел дурака! - Тебе же было ясно «офицером» сказано: «ничего не будет». А он зря не скажет. …Он наверняка еще и партейный… - Ты сломал, ты и вставай! - Я тебя сейчас, дурака, сломаю в двух местах, если ты не уймешься и не перестанешь базлать. - Вот-т ведь с-с-скотина – пластинку такую ценную, очень механически прочную сломал и не сознается, за спины товарищей прячется, еще и п..дит на всех! - Ага, точно-точно, будку вон какую наел, а бздюхает… - Как это низко и недостойно, товарищ курсант! - Орел, когда никого нет, а чуть потянули – обоссался! За спины товарищей… - Вы точно докурлычитесь. Выпросите. Только потом не говорите, что не предупреждал… - Вот-вот, только это и можешь. Еще на офицера учится… Из таких, как ты между прочим… - Погоди, сейчас выйдем… Так молодой и останесся. Твоим именем назовут туалет на вокзале… Октябрят туда будут водить. На очко с твоим портретом. - Вот ведь гад, а! Пластинку преподавателеву сломал и еще гавкает на всех. Ни стыда, ни… - Встать! Смирно! Перерыв. Быстро на улицу строиться. Пока Длинный со товарищи неспешно зубатился с окружающими, сержанты надавили на преподавателя и он вынужден был отступить под давлением увесистых аргументов. Мало того, в последствии выяснилось, что у него еще одна такая же пластинка была… Ну и кто он после этого? Интересно вот только: носил ли он ее впоследствии для демонстрации и заикался ли о ее непревзойденной механической прочности? Есть несколько взаимоисключающих мнений по этому поводу, которые никому не интересны и ничего не дают. В связи с этим автор предлагает читателям развлечься этим самостоятельно.
полная версия страницы